— Максимилиан, я испытываю серьезные сомнения, что вся эта шумиха со свадьбой пойдет сейчас тебе на пользу. — Филипп уверенными движениями наполнил хрустальные бокалы вином.

— Чепуха! Я вовсе не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто надо все отложить до тех пор, пока я не поправлюсь после операции! Для участия в небольшом семейном торжестве я чувствую себя сносно. — Максимилиан посмотрел на Филиппа, затем на Одри, и легкое смущение появилось на его морщинистом лице. — О Господи, неужели я позволил себе слишком большую вольность, пригласив отца Кристофа?

Филипп улыбнулся ему, и от этой улыбки Одри стало не по себе.

— Конечно нет. — Филипп бросил мимолетный взгляд на Одри. — Максимилиан и деревенский священник — старые приятели, дорогая. Вот Максимилиан и решил с ним с первым поделиться радостной новостью.

Неожиданно Одри четко уяснила для себя две вещи. Максимилиан с жаром ухватился за идею со свадьбой, ибо хотел отвлечь себя от грустных мыслей о предстоящей операции. Он, видимо, всерьез опасался, что с хирургического стола отправится прямиком на кладбище.

— Все будет хорошо. Не считая недомогания с сердцем, для своего возраста вы в прекрасной форме, — так, словно Максимилиан вслух высказал свои страхи, обратилась к нему Одри.

— Одри читает мои мысли, — самодовольно бросил старик Филиппу.

— Вы частенько и думаете одинаково, — безразличным тоном заметил тот.

В этот момент появился отец Кристоф. Двое пожилых людей вели себя за столом весьма оживленно. Одри заметила, что грустные мысли постоянно отвлекают ее от завязавшейся беседы. Она с благоговейным трепетом наблюдала за Филиппом, отмечая его железное самообладание и умение не выказать страха по поводу положения, в котором они оба оказались. Одри ожидала, что он вот-вот уцепится какой-нибудь подходящий предлог, позволивший бы отложить свадьбу, но Филипп не сделал ни малейшей попытки.

К тому времени, когда отец Кристоф собрался уходить, была достигнута договоренность, что церемония бракосочетания состоится через пять дней. Максимилиан отправился в дом вздремнуть. Когда стихли его шаги, Одри встала из-за стола и побрела по двору, жадно хватая ртом горячий воздух: неимоверное напряжение отступало, сменяясь неверием. Остановившись на смотровой площадке, она молча любовалась склонами гор, покрытых густыми лесами. Сейчас Филипп, должно быть, скажет, что иного выбора, кроме как пожениться, у них нет.

Остановившись неподалеку, Филипп наблюдал за Одри из-под полуприкрытых век.

— Ты злишься на меня?

Она повернулась к нему, в ее глазах застыл немой упрек.

— Ты все это затеял. И я наивно полагала, что тебе удастся выпутаться из этого положения.

— Если бы я стал спорить, Максимилиан мог заподозрить, что у меня есть сомнения по поводу женитьбы, и наверняка расстроился бы. Я не хотел рисковать.

— Максимилиан мне очень дорог, но, даже чтобы успокоить его, я не отважусь на венчание в церкви! — воскликнула Одри.

— Потом мы сможем объявить о нашем разрыве. — Филипп бесшумно приблизился к ней, его глаза под длинными черными ресницами искрились серебром. — Я знаю, такого уговора у нас не было, и вовсе не собираюсь угрозами принуждать тебя. Я понимаю, что требую от тебя огромного одолжения.

Не в силах отвести глаз от его лица, ставшего очень серьезным и напряженным, Одри вдруг почувствовала, как что-то внутри нее начало потихоньку оттаивать.

— Пожалуйста, мне очень нужно, чтобы ты это для меня сделала, — откровенно признался Филипп.

Одри ощутила прилив страстного желания, отозвавшегося мучительной болью на невозможность снова оказаться в объятиях этого мужчины. Ошеломленная этим чувством, она вздрогнула и отвернулась.

— Хорошо… но всего на несколько недель. Потом мы вернемся в Лондон и сообщим Максимилиану, что расстаемся.

— Клянусь, ты не пожалеешь о своем великодушии!

Напряженность на красивом лице Филиппа сменилась обезоруживающей улыбкой, и Одри, снова ощутив прилив тепла, поспешно опустила глаза, напуганная тем, с какой легкостью Филиппу удается лишить ее душевного покоя.

— Существует одна вещь, способная все упростить, — услышала Одри свой напряженный голос.

— Какая же?

— Не могли бы мы постараться как можно меньше встречаться друг с другом?

Филипп на мгновение опешил. Поняв, что выразилась не совсем удачно, Одри опустила голову и добавила:

— Так будет удобнее — и мне, и тебе.

— За ланчем ты, похоже, не испытывала особого стеснения, — мягко заметил Филипп. — Ты не сводила с меня глаз.

— Я исполняла отведенную мне роль, — покраснев, буркнула она.

— Вот как? Значит, ты представляла, что на моем месте Келвин?

Боясь поднять глаза, Одри кивнула.

У Одри захватило дух, когда она увидела свое отражение в высоком зеркале. Три дня назад по поручению Филиппа было доставлено несколько подвенечных платьев и приглашена портниха, чтобы подогнать платье по фигуре невесты. Еще один маскарад, устраиваемый ради Максимилиана, подумала тогда Одри. Но сейчас, в день свадьбы, увидев себя в подвенечном наряде, она ощутила нечто совсем другое…

Максимилиан настоял, чтобы Одри надела диадему, принадлежавшую его матери, и теперь венец из драгоценных камней ярким звездами сиял в ее зачесанных назад волосах. А подвенечное платье? О таком можно было только мечтать. Из шелка цвета слоновой кости, украшенное изящной вышивкой на груди, оно плотно облегало тонкую талию и красивыми складками ниспадало к ногам в расшитых серебряными нитями туфлях.

За последние пять дней Одри виделась с Филиппом только в присутствии Максимилиана.

— Максимилиан словно боится оставить нас наедине! — возмущенно бросил однажды Филипп, наблюдая, как его крестный отец, внимательно наблюдая за ними, прохаживается по двору. — Чего он опасается? Неужели думает, что я, как какой-нибудь глупый подросток, потащу тебя в кусты?

Вспомнив эту вспышку гнева, Одри невольно улыбнулась и в сопровождении Франсуазы, помогавшей ей одеваться, покинула комнату. Милый Максимилиан, с теплотой думала она, ни на йоту не доверяет Филиппу, не верит, что тот способен себя сдерживать. Постепенно улыбка исчезла с ее лица. Максимилиану не о чем беспокоиться — той полной безумной страсти ночи не суждено повториться.

Максимилиан с гордостью наблюдал за спускающейся по ступенькам Одри.

— Ты выглядишь великолепно, моя дорогая! Держа под руку, словно монаршую особу, он усадил Одри в ожидавшую их машину. Поездка по крутой горной дороге до небольшой церкви, расположенной на окраине деревни, заняла всего несколько минут. Сопровождаемая Максимилианом Одри, поднимаясь по ступенькам храма, ужасно нервничала, сжимая в руках великолепный букет.

Когда началась церемония венчания, Филипп наконец удостоил невесту взглядом и больше уже не отводил от нее глаз. Выступавшему в качестве свидетеля Жаку Дюплану даже пришлось слегка подтолкнуть его локтем, когда настало время надеть кольцо на палец Одри.

Одри не замечала ничего вокруг, все ее внимание поглощал Филипп, выглядевший на редкость привлекательным в элегантном темно-сером костюме в полоску.

Прежде чем Одри успела напомнить себе, что происходящее всего лишь маскарад, а вовсе не настоящая церемония, они покинули церковь. На выходе фотограф попросил их попозировать, и, когда наконец они сели в машину, чтобы отправиться домой на праздничный ланч, она подумала, что сейчас Филипп цинично скажет что-нибудь вроде: «Спектакль окончен, как я рад!» Однако Одри ошиблась.

— Ты выглядишь просто восхитительно в этом платье, — сделал ей комплимент Филипп.

— Тебе незачем притворяться, когда мы одни.

— Я не притворяюсь.

— Нет, притворяешься. И сам это прекрасно знаешь… точно как тогда, когда сказал, что у меня поразительные глаза, — угрюмо напомнила она. — Можешь отложить исполнение своей роли до тех, пока мы не выйдем из машины.

Получив это пугающее своей прозаичностью заверение, Филипп почти вызывающе произнес: